Блог

Мы не считаем, что древние римляне жили так же, как мы, но… во многом так оно и было. Недавние археологические раскопки в Болгарии обнаружили римское поместье с коллекцией домашних зеркал. В первом веке нашей эры Плиний Старший писал в своей «Естественной истории» об изобретении стеклянных зеркал, а это означает, что Марк Аврелий, вероятно, смотрел на себя утром в зеркало… так же, как и вы. Что он видел? Конечно, у нас есть кое-какая идея — сохранилось множество статуй этого человека… Есть также недавние цветные изображения императора, которые дают нам некоторое представление. Но что видел Марк глубже, чем физическая форма?..

Никто не хочет думать о крахе своего бизнеса или распаде брака. Конечно, никто, отправляясь в семейное путешествие, не хочет думать о том, чтобы попасть в аварию посреди ночи… или сломаться в опасном районе. И разве кто-нибудь действительно хочет думать о том, что эта дружеская вечеринка окажется не такой уж дружелюбной? Конечно ты не хочешь. Но ты должен. Ты должен. Прекрасная строка Гэвина Де Беккера из его книги «Дар Страха» звучит примерно так: если вы не можете это представить, вы не можете это предотвратить. Это, конечно, именно то, о чем Сенека повторял снова и снова (и что мы сегодня знаем как …

Сенека не любил философов, которых можно было легко опознать. Не по их славе, а по их внешнему виду. В его время, как и в наше, был тип людей, которые, читая о Диогене или суровых стоиках, думали, что философия требует, чтобы они отказались от мирских благ или начали одеваться как бродяги. Сегодня такие персонажи пытаются продемонстрировать свою добродетель, управляя побитой старой машиной или выставляя напоказ то, как мало у них есть. Видите, говорят они, я практикую отстраненность. Видишь, я не хочу того, чего хочешь ты. Но эта видимость может быть обманчивой. Как напоминает нам Сенека: «Мы не должны считать отсутствие серебра и золота доказательством простой жизни». Простая жизнь — это не вопрос внешнего мира, а то, что …

Стоики были выдающимися фигурами своего времени. Марка Аврелия приветствовали на улицах. Катон пользовался всеобщим восхищением. Музония Руфа называли римским Сократом. Репутация опережала их, как и положено любому, кто серьезно относится к своей приверженности добродетелям мужества, дисциплины, справедливости и мудрости. Но как сопоставить репутацию, которую эти люди, очевидно, культивировали и старались не предать, с идеей о том, что стоика не должно волновать, что думают другие? Как можно одновременно пытаться защитить свое доброе имя… и быть равнодушным к тому, что твое имя значит для других? В конце концов, разве уважение людей, известность своими навыками, талантами и характером не находится вне нашего контроля?

Нам нравится думать, что когда-нибудь всё станет спокойнее и проще. Что у нас будет желанный перерыв. Череда праздников, длинные выходные, долгожданный отпуск… Как только я уберусь из города, из офиса, я смогу расслабиться, говорим мы себе… Но этого никогда не произойдет. Вы обманываете себя! Вы обманываете себя, как во все времена обманывали себя ваши предшественники. «Богоподобный Август», — пишет Сенека в эссе «О скоротечности жизни» (обязательно к прочтению!), — «которому боги даровали больше, чем кому-либо другому, никогда не переставал молиться об отдыхе и искать передышки от общественных дел. Все, что он говорил, неизменно возвращалось к этой теме — его надежде на досуг. Он украшал свои труды этим утешением, сладким, хотя и ложным, что однажды он будет …

Чем больше мы заняты, чем больше работаем, учимся и читаем, тем дальше мы склонны отклоняться от своего центра. Мы входим в ритм. Мы зарабатываем деньги, проявляем творческий подход, мы мотивированы и заняты. Кажется, все идет хорошо. Но если мы не будем осторожны, эти вещи будут расти и расти, пока не возьмут в свои руки полную власть над вашей жизнью; и то, что когда-то казалось деловым ритмом, окажется опостылевшей рутиной. Для нас это столь же верно сегодня, как было верно пару тысячелетий назад для императора Марка Аврелия. У него было масса всего, что занимало его, отвлекало, толкало все дальше и дальше… и в свою очередь, оставляло ему все меньше и меньше времени для того, что действительно имело для него значение: философии. Мы можем получить хорошее представление о том, как он думал о своих приоритетах, с помощью …

Дело не в том, что у нас не было причин. Что нас не провоцировали. Или плохо обращались. Всё это было! У нас были законные причины расстраиваться. У нас были веские основания для недовольства. И все же… наша реакция была чудовищной ошибкой. Мы начинаем сожалеть о криках. Мы сожалеем о резких словах. Насколько лучше было бы, если бы мы могли, как в той великой пьесе о Катоне — смотреть на вещи сквозь «спокойный свет мягкой философии». Для стоиков то, что мы делали в порыве страсти — будь то похоть или зависть, но больше всего обуреваемые гневом — почти всегда было неправильным поступком. Не имело значения, был ли другой человек неправ, или что …

Одна из самых нестареющих строк во всех произведениях стоиков принадлежит Эпиктету: «Людей расстраивают не вещи сами по себе, а их суждения об этих вещах». Это мощная идея. И она становится еще более выдающейся благодаря тому замечательному факту, что почти все остальные философии пришли к точно такому же выводу. Известный популяризатор атеизма Сэм Харрис (испытавший в свое время сильное влияние восточных школ мысли) в недавнем интервью рассказал о том, что роднит его творчество с учением стоицизма: “При осознанности вы ничего не делаете, но замечаете, что происходит. Всё — мысли, ощущения — возникает само собой. И именно в этом осознании вы видите, что …

Катон — один из самых прославленных и выдающихся стоиков, построил свою репутацию и карьеру благодаря отказу уступить ни на миллиметр перед лицом давления. Он боролся за то, чтобы сохранить Рим таким, каким тот был всегда. Он отвергал политический компромисс в любой форме. Катон был Катоном. Он всегда оставался никем иным, как твердым, прямым и сильным. Но негибкость Катона не всегда наилучшим образом служила общественному благу. Действительно, никто не сделал больше, чем Катон, чтобы возмутиться падением республики, но немногие сделали больше, чтобы это падение произошло. Когда Помпей, один из величайших полководцев и политических сил Рима, искал союза, предложив брак с …